Я саркастически поджала губы.
– Гусем. Я ведь среди баб не исключение – тоже иногда дурь находит. Пополам с ленью – просто не хотелось стоять за мясом.
Надо сказать, стоило мне что-нибудь эдакое приготовить, как у детей моих именно в этот день проявлялась достойная всяческих похвал пунктуальность. Таинственным образом запах экстраординарного яства поражал их обоняние даже на другом конце города, и я могла быть на сто процентов уверена, что к обеду они заявятся минута в минуту. Сегодняшний день не стал, увы, исключением, и это обстоятельство окончательно меня погубило.
Когда Дьявол в триста семьдесят восьмой раз поинтересовался, зачем мне маляр, зазвонил телефон. Мы как раз всей семьей управились с гусем. Вопреки установившемуся ритуалу и, наверно, служебным предписаниям, майор напросился повидать меня теперь дома. Я откликнулась на его предложение с таким энтузиазмом, как если бы оно прозвучало в недавние добрые времена.
Дверь открыло, как на грех, младшенькое мое дитя, оказавшееся дома из-за проклятого гуся. Ужасный ребенок лично знал майора.
– Ух ты, – восхитился он, завидев гостя. – Вы пришли за мамой из-за того, что она не там развернулась?
В первый момент я не поняла, о чем он говорит, и не успела, на свою беду, спровадить ребенка с глаз долой. Майор же машинально переспросил:
– Говоришь, не там развернулась? А где это – не там?
– Так вы не знаете? – удивился ребенок. – На Маршалковской. Возле площади Дзержинского, в субботу. Со средней полосы свернула влево, я видел из автобуса. Они ехали с пани Алицией.
Мне стало худо. Какая все-таки у этих детей цепкая память, особенно когда не надо! Была бы у них такая же в школе!
– Марш отсюда, детка, – сказала я упавшим голосом. – Вижу, змею пригрела на материнской груди. Иди в свою комнату и учи уроки.
Он ушел, да что толку – слишком поздно! Дьявол увязался за ним и вскоре вернулся, вооруженный информацией обо всех моих субботних трюках за рулем. Зная собственного ребенка как облупленного, я могла не сомневаться, что мои маневры у площади Дзержинского обрисованы им во всех деталях, включая марки, цвет и номера всего того, что ездило и стояло поблизости. Наверняка он получше меня запомнил приметы синего «опеля».
Вернувшись, Дьявол ни слова не проронил и на майора даже не взглянул – верный признак того, что возлюбленное мое дитя подставило меня еще основательней, чем я предполагала. Я принесла чай, отыскала что-то подходящее из напитков покрепче и присоединилась к непринужденной беседе в дружеском кругу. Майор, поговорив о том о сем, перешел к делу.
– Получены результаты анализов, – сказал он небрежно, словно речь шла о покупке галстука. – Вам, наверное, будет интересно.
– Не то слово, – оживилась я. – Что нашли? И в чем?
– Снотворное довольно сложного состава, действует по прошествии сорока пяти минут. С множеством побочных эффектов, в зависимости от организма. Без запаха и вкуса. Почти во всем.
В первую минуту я было подумала, что это побочные эффекты проявили себя почти во всем, и только хотела уточнить, как майор снова заговорил:
– Ваше лекарство, сколько мне помнится, побочных эффектов не дает?
Не до такой степени я отупела, чтобы не понять, куда он клонит.
– Душа моя, сходи в ванную и принеси майору мое лекарство, – попросила я Дьявола. – Оно там, в среднем ящичке. Если я сама пойду, то еще, чего доброго, постараюсь уронить.
– Прошу вас, не беспокойтесь, – запротестовал майор. – Придется, конечно, взять пробу, но к чему такая спешка?
– Лучше сразу, – сказал Дьявол. – А то мало ли что. Пускай пока тут постоит.
Он принес из ванной внушительной емкости бутыль и поставил на стол. Майор промолчал.
– Где еще? – спросил Дьявол, усаживаясь на свое место.
– В чайнике с водой. В банке с томатным соком. В кофе – и в кофейнике, и в чашке – его наверняка сварили на воде из чайника. В вашем лекарстве больше всего. Скажу сразу, предваряя ваши расспросы: везде обнаружены отпечатки пальцев хозяйки и уборщицы. А вот на бутылке с лекарством – только ваши и пани Хансен. Ваши отпечатки найдены и еще кое-где.
Он умолк, хладнокровно выжидая моей реакции. Я тоже молчала, ошеломленная адским трудолюбием убийцы. Это же надо – таким смерчем пронестись по квартире, сея повсюду свою успокоительную отраву! Когда он только успел справиться!
– Как же он так исхитрился? – недоумевала я. – Она его одного в квартире оставила, что ли?
– Видимо, это был близкий ее знакомый, – любезно объяснил майор. – Считался своим человеком.
Глазами души я увидела унылую, страдальческую физиономию Збышека. Сидела и молчала, стараясь унять нараставшую тревогу. Час от часу не легче…
– У меня к вам имеется два вопроса, – нарушил тишину майор. – Вы позволите?
– Конечно.
– Во-первых: зачем вам понадобилась поездка в Копенгаген? Вы сдали документы в паспортное бюро…
Я как язык проглотила. Нужно быть круглой дурой, чтобы не приготовить заранее ответ! Но кто же знал, что они пронюхают так быстро! Каким образом? Неужто и впрямь установили слежку?
Я покосилась на Дьявола, но тот сидел с обычным своим непроницаемым видом. Интересно, он в курсе или только сейчас узнал? При других обстоятельствах я бы наплела майору, что поссорилась с любимым человеком и хочу уехать от него куда глаза глядят. Но сейчас этот номер не пройдет, майор собственными глазами видит, в какой мы ссоре. И все-таки – за каким чертом собралась я в Копенгаген?
Силы небесные сжалились надо мной и ниспослали вдохновение.