Крокодил из страны Шарлотты - Страница 56

• Предыдущая
• 56 / 78
• Следующая

– Я понимаю больше, можешь слушать музыку, – отмахнулась я и ушла в свою комнату, чтобы сравнить почерк в письмах. Нет сомнений, это писала Лаура!

Я закурила сигарету и уставилась на ее письмо как баран на новые ворота. Никак это не умещалось в моей голове. Господи, что происходит? Эта старая перечница, excusez le mot, торгует наркотиками?!

Все остальные сведения не так выбили меня из колеи. Лешек, значит, действительно перевозил контрабанду, да еще какую! Будущий покойник спрятал ее где-то под водой в ту самую ночь, когда они всей компанией отвалили в Хумлебек. Возможно, он и стал-то покойником в связи с этим грузом, может, сболтнул лишнее, а может, за ним охотились еще раньше. Майору наверняка об этом известно побольше моего.

Кому адресовалось письмо? Не таинственному Акселю, не Петеру Ольсену, которые оба здесь упомянуты, ну и, конечно, не Алиции – кажется, ее тоже упоминают. Так, дата… Ноябрь прошлого года.

В письме почему-то меньше сведений, чем следовало бы ожидать. Нет ни слова о наркотиках. Тогда откуда Алиция о них разузнала?

Я вытащила следующий листок. Снова по-немецки. Еще немного, и я рехнусь от этого вавилонского смешения языков, немецкий я проходила только в первом классе гимназии! Но дело пошло на удивление легко, и я сразу же получила ответ на свой вопрос. Содержание письма, пересыпанного сухим языком названий и цифр, более-менее удалось понять. Героин, морфий и опиум фигурировали в нем вперемежку с указаниями веса и цены. Я узнала, что из Польши ожидается ежемесячно около 50 килограммов героина, и это не бог весть сколько, предвидится также какой-то внеплановый товар. Ближайшая его партия поступит лишь в будущем году. Что-то еще идет из Франции, из ГДР, что-то будет переправлено в Швецию, а что-то в Америку. Я не вникала в значение этого чего-то, информации и так хватало с лихвой. Алиция могла сориентироваться в сути дела с первой же фразы, уж она-то, в отличие от меня, горемычной, владела немецким в совершенстве.

Каким образом эти письма попали к ней в руки? Должно быть, случайно, по каналам, имеющим отношение к старушке Лауре. За Алицией не водилось привычки читать чужие письма, эти же привез, по всей видимости, сторонний человек и, не разбираясь, что к чему, вручил все скопом, не уточнив адресатов. Быть может, она начала читать, а потом уж поняла, что письма не к ней. А дальше?.. Ну, я бы и сама не призналась даже дружественно настроенным ко мне контрабандистам, что ознакомилась с их исповедями!

Я снова ушла с головой в свое захватывающее чтение. Нашла несколько писем от покойной тетки, и постепенно этот немецкий истощил все ресурсы моего серого вещества. Вдобавок я читала их, кажется, в обратной последовательности. В письмах тетки попадались такие же подчеркнутые разным цветом буквы и выписанные Алицией на полях немецкие слова. Мало того, что я их не знала, еще и Алиция писала как курица лапой. Удалось разобрать только кусок фразы:

«Сын Лауры будет…»

Сын Лауры, любопытно. Значит, у нее есть сын? Алиция никогда о нем не упоминала. Сообразить, кто он таков, мне не удалось, да я особенно себя этим и не утруждала. И без того пищи для размышлений предостаточно.

Надо читать дальше. Удрученная своим лингвистическим невежеством, кляня себя за то, что не изучила с младых ногтей по крайней мере полдюжины языков, я тупо вглядывалась в следующую эпистолу, написанную другим почерком, но, конечно же, по-немецки. Начиналась она словами: «Meine liebe Alice», сообщала неизвестно о чем, а подписана была: «Зютек». Этот Зютек, которому взбрело почему-то писать по-немецки, уж точно довел бы меня до буйного помешательства, не вспомни я, что это давний возлюбленный Алиции по имени Джозеф, но она почему-то называла его Зютеком. Ясно, он самый. Призрак, тенью преследовавший ее долгие годы. Я бы не удивилась, если бы и у него оказалось рыльце в пушку, его имя мне активно не нравилось.

На следующем листке я вдруг узнала почерк Алиции и с дрогнувшим сердцем впилась в него глазами, даже не заметив, что текст польский.

«Не уверена, попадет ли к тебе это письмо, – писала Алиция неизвестному адресату, – но попробую переправить, а то места себе не нахожу. К сожалению, я почти все знаю. Человек, вручивший мне на клочке бумаги план, считал, что я в курсе дела. Больше я его в глаза не видела, но прислал его субъект с весьма характерным профилем – ты, конечно, догадываешься, кого я имею в виду…»

Субъект с перебитым носом! Петер Ольсен!

«Один родственник давно уже пытался меня предостеречь, что в кругу моих знакомых происходит нечто неладное, но только теперь я узнала, что именно. Если я правильно понимаю, ты тут тоже замешан.

Я все обдумала и решила: выхода у меня нет. Волей-неволей придется молчать. Во-первых, из-за тетки. Боюсь даже представить себе, чем для нее может кончиться расследование в ее собственном доме. И без того она на ладан дышит. Во-вторых, из-за пана З. Предпочитаю на эту тему не распространяться. И в-третьих – из-за тебя.

В такой ситуации наш брак с Гуннаром невозможен. Слишком хорошо я к нему отношусь, чтобы навлекать на него неприятности. Я даже собиралась обсудить все с тобой, воображала, что в моем благородном окружении есть человек, на которого можно положиться, который к этому не причастен. Рассчитывала на тебя. Наверно, я пишу слишком сумбурно, но очень уж я расстроена. Не хочу быть несправедливой, возможно, ты плохо представляешь себе, в какую историю влип, но сейчас мне ясен весь размах аферы, и я в ужасе. Ты ведь понимаешь, что тот несчастный случай на обратном пути вовсе не был случайным. Я лишь недавно узнала о нем. Могу только догадываться, кто приложил к этому руку, и боюсь, как бы и со мной что-нибудь не стряслось.